ДОКЛАД ОБЩЕМУ СОБРАНИЮ ЧЛЕНОВ С.-ПЕТЕРБУРГСКОГО ОБЩЕСТВА САМОПОМОЩИ В БОЛЕЗНЯХ 13 МАЯ 1901 г.

I

Экономическое значение болезней усчитать в цифровых величинах довольно трудно, но громадность этих цифр неоспорима. Она выражается громадным процентом смертности, а следовательно и громадной болезненностью, подрывающей работоспособность населения и требующей еще значительных добавочных денежных затрат на лечение, содержание и уход за больными, что в применении к какой-нибудь губернии выразится сотнями тысяч потерянных рублей, а по отношению к целому государству — миллионами их. Для парализования этого общественного бедствия государство, земство и городские управления тратят очень большие суммы на так называемое народное здравие и организацию мер экстренной помощи в случаях появления эпидемий.

Каковы же результаты всех этих мер и всех этих затрат? Если взять, например, земство, вообще очень любовно относящееся к здоровью народа, то увидим следующее: максимальные затраты в 30–40% годового бюджета на медицинскую часть почти в ущерб другим многочисленным нуждам и потребностям общественной жизни, а в результате все та же смертность, как и до организации медицины, и отовсюду жалобы на неудовлетворительность медицинской помощи. Обращаясь к специалистам и экспертам дела, своим земским врачам, с вопросом о причинах этих неудовлетворительных результатов, земства обыкновенно получают ответ, что дело плохо идет потому, что плоха "организация", что нужно уничтожить фельдшеров и заменить их врачами, что нужно упразднить "разъездную" систему и учредить "стационарность", что нужно побольше больниц и приемных покоев и побольше денег на лекарства. Земства все это слушают и послушно выполняют: "зловредный фельдшеризм" уничтожают, устанавливают "рациональную" стационарную систему, тратят десятки и сотни тысяч на больницы, амбулатории, колонии, медикаменты... Но подведя итог всему сделанному, и земцы, и сами эксперты видят опять-таки тот же результат... В чем же дело? Чем обусловливается неудача? "Тем, — отвечают врачи, — что лечебная медицина — бесполезное пичканье лекарствами; медицина должна принять санитарное направление; весь смысл медицины в санитарии, а не терапии; оздоровлять население нужно не аптекой, а путем гигиены". Земцы слушают и это, и хотя чувствуют, что такой ответ как-то не соответствует вопросу, но ввиду того, что на носу какая-нибудь грозная эпидемия дифтерита, холеры, тифа, оспы и т. п., как утопающий, хватающийся за соломинку, соглашаются на добавочные затраты и заводят "санитарное направление". На сцену являются санитарные бюро, которые по деревням уcтраивают санитарно-оздоровительные сатурналии, выбрасывая сотни тысяч на изловление и уничтожение зловредных микробов, живущих в недрах земли, воздуха и водах, а в своих канцеляриях подсчитывают санитарно-статистические карточки, регистрирующие то, что с воза упало и пропало, пишут поучения больным, как им следовало жить, чтоб здоровым быть, и составляют планы и расписания борьбы санитарных практиков с уже протекшими эпидемиями... А в результате от всей этой работы заявление: "Народ болеет и вымирает оттого, что он грязно живет, что он плохо ест, что он неуч, что он груб; чтобы оздоровить его, земство должно перестроить его обиталища, устроить общественно-благотворительные чайные и гостиницы, завести поголовное образование и культивирующие нравы театры и аудитории с волшебными фонарями; земская медицина ничего не может поделать с болезненностью населения, пока не изменится вся его культура, которая является корнем зла"...

Так говорят представители земско-санитарного направления — последнего слова земско-медицинского доктринерства и теоретики... Но как получилось такое нелепо-ненормальное положение земско-медицинского дела, что земству, которое учреждало у себя медицину для лечения больных, вдруг приходится заниматься пересозданием "культуры" как conditio sine qua non успешности этой медицины? А получилось оно благодаря неправильно одностороннему решению экспертами вопроса, благодаря преимущественному вниманию врачей к количественной стороне дела и игнорированию его стороны качественной, благодаря преимущественным заботам их о внешней представительности медицины, а не о внутренних достоинствах, качестве самих методов и способов лечения. Не в том только дело, чтобы фельдшеров заменить врачами, разъездную систему стационарной, расчертить минимальные радиусы врачебных участков, понастроить больничных зданий и накупить побольше лекарств. Есть еще и другая сторона, и сторона главнейшая медицины, отвечающая основной сущности всего вопроса, это излечивать больных лучше и скорее. Лучшее средство, лучший способ лечения при равных прочих условиях даст и лучшие результаты в отношении процента смертности, работоспособности выздоровевшего и производительности денежных затрат на медицину, т. е. даст лучшие результаты у фельдшеров и у докторов при стационарности земско-медицинской помощи и при разъездах, в глиняной мазанке и в каменной больнице. Возьмем в пример лечение дифтерита. Десяток лет назад дифтерит лечили мазаниями горла и усердной охотой за микробами; результат этой системы лечения был 50–70% смертности. В настоящее время дифтерит лечат лошадиной "сывороткой", при которой при одинаковых условиях социально-экономического положения больных, при одинаковости систем земской медицины, при одинаковости научно-образовательного ценза лечащих и лечащихся, смертность усчитывается всего в 20–30%, т. е. с лишком наполовину менее. Вот эта разница в 30–40% смертности, эта разница между многотысячными расходами на борьбу с дифтеритом по охото-микробной теории (стоившей, например, Полтавскому земству в 70-х годах за один-два года экстренного и совершенно бесполезного расхода более чем в полмиллиона рублей) и между во много раз меньшими потерями при сывороточном лечении, обусловливается исключительно разницей достоинства средств лечения болезни.

Итак, вопрос о системе и способах лечения болезней представляет интерес не исключительно только специально профессиональный, но является вопросом, имеющим важнейшее общегосударственное значение. Уменьшение процента смертности, увеличение процента выздоровлений, сокращение продолжительности периода болезни — все это, стоящее при равных прочих условиях гигиенических, бытовых и проч. в прямой зависимости от улучшения в способах лечения и представляющее известную величину в экономии рабочих сил и материальных жертв населения, в общем итоге для государства в 130 миллионов душ имеет ценность по своим громадным размерам прямо невероятную.

Имеет ли какое-нибудь государственное значение в указанном отношении гомеопатический способ лечения или нет? Увидеть это можно из истории хода и развития гомеопатии в более рельефных ее фактах и событиях.

II

Уже вскорости после обнародования Ганеманом своего гомеопатического способа лечения последователи его появляются и в России. Первыми пионерами гомеопатии в России были д-ра Штегеман и Бижель.

Первый практиковал в Лифляндии, второй в Польше в начале 30-х годов истекшего столетия. Успешная практика Штегемана обратила на себя внимание не только образованной публики, но и профессора Дерптской клиники д-ра Замена... Не ограничиваясь теоретическим изучением гомеопатической фармакологии (науки о действии лекарств на организм человека) и терапии (науки о применении лекарств к больному организму), Замен счел необходимым испытать и проверить новое учение при лечении больных в своей клинике.

Этот первый в России практический опыт гомеопатического лечения побудил д-ра Замена написать целый трактат (в 1825 г.), в котором он говорит: "Основное положение гомеопатии — отношение лекарства по закону подобия — не удостоилось должной оценки по причине вражды, разделяющей две школы, а это обстоятельство дало повод к стремлению опровергнуть путем теории практикой неопровержимо доказанное действие минимальных приемов".

В то же время д-р Бижель, лейб-медик Вел. Кн. Константина Павловича, столь же ревностно стал изучать гомеопатию теоретически и практически, и в 1827 году напечатал замечательный труд свой (Examen théoretique et pratique de la méthode curative du d-r Hahnemann), доставивший автору орден Почетного Лeгиoнa и повлиявший на значительное распространение гомеопатии во Франции среди наиболее образованного класса.

Весьма успешное лечение доктором Германом эпидемической дизентерии в 1827 г. в окрестностях Ораниенбаума и не менее успешное лечение доктором Шерингом египетского воспаления глаз обратили на себя внимание императорского двора и столицы, почему император Николай I в действующей армии, а Великий Князь Михаил Павлович в Гвардейском корпусе "пытались дать ход лечению".

Член Академии наук, преподаватель естествознания наследнику престола д-р Триниус также открыто перешел к гомеопатии, а редактор "Врачебных записок" (Москва, 1827 г., т. III) в журнале этом писал между прочим:

Незадолго до появления гомеопатии гуморальная патология уступила место своего господства учению Коллена (Cullen) — патологии солидарной. Обстоятельство это, лишив медицину основного единства, дало полный простор вторжению разнородных врачебных систем, преимущественно Брауна (Brown) и зоономии Дарвина. Вскоре после того из осколков системы Брауна построилось учение Стааля (Stahl), которое при тогдашнем влиянии на медицину натуральной философии не могло продлить своего существования и в свою очередь было забыто при появлении систем Бруссе (Broussais) и Разори (Razori). Стремление Ганемана дать медицине надежное основание среди раздоров и неурядицы, постигших ее, может назваться замечательным событием, тем более, что порицая построение теории, он ставит основание свое на твердой почве опыта, и если принять в соображение, что открытие его совпадает с эпохой открытия Дженнера (Jеnner), то, конечно, основной закон гомеопатии — самородная болезнь устраняется подобной же искусственно вызванной — лучше объяснен быть не может, как посредством предохранительного оспопрививания. Суждения о гомеопатии тогда только могут быть точны, когда примется в расчет отношение ее к господствующей медицине, ибо тогда выяснится, что соотношение ее основания с открытием Дженнера возводит гомеопатию не только на степень продукта нового процесса развития медицины, но и ставит ее наряду с теми двигателями, которые доводят науку до совершенства.

Гомеопатия очевидно и теперь уже оказывает благотворное влияние на медицину: эмпиризм как одна из основ нового учения препятствует построению гипотез и переносит борьбу на почву опыта; ее динамизм ограждает науку от объяснений, построенных исключительно на началах физики, химии и вообще материализма; испытание лекарств на здоровых людях вносит свет в понятия об их действии и вводит порядок в фармакологию; значение и важность, придаваемые патогенетическим (болезнетворным), по-видимому, ничтожным признакам, совершенствуют семиотику; физиологию, объявленную Ганеманом несостоятельной, побуждает к созиданию прочного основания путем опыта; употребление малых приемов ограничивает зло, причиняемое общеупотребительными массивными дозами лекарственных веществ, а строгая диета гомеопатии поставит диететику гомеопатии на степень рациональной науки.

А как велико было уже и тогда это "зло", можно судить из слов современника Маркуса, проф. Дерптского университета д-ра Балка, который говорит, что ни голод, ни война, ни мор не истребили столько народа, сколько его истребили врачи своим усердным лечением.

Рука об руку с такими свидетельствами профессоров Замена, Маркуса и Балка стоят опубликованные вскоре (1831 г.) официальные данные сравнительного лечения холеры аллопатическими и гомеопатическими средствами, очень говорившие в пользу этих последних. Эти данные имели в результате для России то, что согласно воле императора Николая I, были открыты две центральные гомеопатические аптеки в Петербурге и Москве и разрешена свободная практика врачам по гомеопатическому способу. О благоприятных результатах лечения холеры гомеопатическими средствами получились сведения отовсюду в Западной Европе. Так, в 20 аллопатических больницах Франции и Италии смертность от холеры равнялась 63%, а в 10 гомеопатических — 11% и 11,5%.

По официальным сведениям Австрии, из 457 536 больных, лечившихся у аллопатов, выздоровело 184 044 и умерло 273 492; у гомеопатов из 14 014 выздоровело 12 748 и умерло 1 266. Таким образом, у аллопатов смертность от холеры составляла 59%, а у гомеопатов — 9%. Конечно, не обходилось без споров и попыток умалить значение этих цифр, как за границей, так и у нас. Так, член Государственного совета граф Мордвинов писал тогда же по этому поводу г. Корсакову:

Здесь в то время, когда холера убивает множество людей, между старой и новой медициной происходит борьба, и первая употребляет все старания, чтобы остановить успех последней. Во Франции напечатали, по известиям, полученным из России, будто гомеопатические лекарства были испытаны против холеры и не имели никакого действия на эту болезнь. Эта ложь дело здешних медиков, которые трепещут при одном имени гомеопатии. Нужно обличить всю гнусность подобного известия. Я везде собираю сведения о тех случаях, в которых были употребляемы гомеопатические лекарства, чтобы напечатать во всех больших газетах Европы...

Сведения о холере, собранные графом Мордвиновым, были засвидетельствованы, между прочим, Балашовским уездным комитетом общественного здравия, камергером Львовым, камергером бароном Боде, директором Саратовской гимназии Миллером, профессором Казанского университета Фогелем и врачем Клейнером, командированным Министерством внутренних дел для лечения больных холерой. Вот они: лечилось больных от холеры 1273, выздоровело 1192, умерло 108. Причем замечено, что "при употреблении гомеопатического лечения при первых припадках болезни, как-то: боли в голове или под ложкой, в желудке, ни один из больных не умирал".

Замечено также, что после гомеопатического лечения в короткое время крепость и здоровье возвращались, тогда как после других средств слабость продолжалась месяцами и часто превращалась в другую болезнь.

В то же время в Житомире вел частную практику врач-гомеопат Черминский. По распоряжению губернатора ему были поручены два квартала, где лечение велось настолько успешно, что губернское начальство сочло справедливым довести о том до сведения г. министра внутренних дел.

В 1831 году холера свирепствовала в Моравии, и д-р Куин (Quin) посетил Тишновиц, где он имел случай в обширном размepe наблюдать действие гомеопатического способа лечения. Когда один из врачей заболел и должен был удалиться, д-р Куин заменил его и пользовал 29 случаев холеры, из которых только три окончились смертью. В брошюре, изданной им вскоре после того, он дает отчет о лечении этой болезни в Тишновице, подписанный больничными и судебными властями. Из этого документа видно, что более 1/10 всего населения подвергались этой болезни. Из них лечилось аллопатически 331, из которых умерло 140, т. е. 42%, гомеопатически 278, из которых умерло 27, т. е. 10%.

После появления первой холеры в 1832 г., баварский мин. вн. дел Валленштейн поручил мюнхенскому проф. патологии Роту собрать в Австрии сведения о свирепствовавшей там холере и о лучших способах лечения этой болезни. По своему возвращению проф. Рот представил своему правительству отчет, из которого, между прочим, видно, что в Праге д-р Мюллер, лечивший по гомеопатическому способу, не потерял ни одного из 113 пользовавшихся у него холерных больных. В том же городе другой гомеопат д-р Лови из 80 больных потерял только 8. В Тишновице у д-ра Герстеля из 298 человек умерло 32, из которых пятеро имели более 70 лет от роду, между тем как из 331 больных, лечившихся там по аллопатическому способу, умерло 102 человека. В Вене у д-ра Маренцеллера умерло 3 человека из 30, а у д-ра Шютца из 17 не умер ни один. Наконец, в отчете еще упоминается о д-ре Леведере, который лечил сначала по аллопатическому способу, но потеряв первых 15 больных, решился прибегнуть к гомеопатическим средствам, после чего у него умерло лишь два человека из восьмидесяти.

В том же году свирепствовала холера и в Пpyccии, где в городе Дингельштедте королевский участковый врач-гомеопат д-р Штрекер вылечил из 58 больных 54, и отчет об этом представил начальству.

В 1836 году появилась холерная эпидемия в Вене. Так как гомеопатическая больница там находилась в бедной части города, где холера особенно свирепствовала, то правительство сделало особенное распоряжение, чтобы больница эта была посвящена приему холерных больных. Д-р Флейшман, врач этой больницы, поставил условием, чтобы ему было дозволено лечить гомеопатически. Правительство на это согласилось и назначило двух врачей-аллопатов для наблюдения и для донесения как о характере болезненных случаев, допущенных в больницу, так и о результатах лечения. Сэр Вильям Уайльд в своем coчинении об Австрии так говорит о результате:

По сравнении отчета о лечении холеры в этой больнице с отчетом о лечении этой же болезни в течение того же периода времени в других больницах в Вене оказалось, что 2/3 случаев, бывших в пользовании д-ра Флейшмана, окончились выздоровлением, между тем как 2/3 случаев, пользованных обыкновенными методами лечения в других больницах, окончились смертью.

Превосходство гомеопатии было так явно, что правительство принуждено было отменить закон, запрещавший практику гомеопатии в Австрии.

В 1854 году сильная холерная эпидемия посетила Лондон. Правительство приказало очистить многие столичные больницы для помещения в них заболевших холерой, и Лондонская гомеопатическая больница, находившаяся тогда в Голден-сквере (Golden Square) — одной из местностей, где наиболее свирепствовала холера, — была также отведена для приема подобных больных. Правительство назначило комиссию из известных врачей старой школы, во главе которой был председатель коллегии врачей, для донесения о результатах, полученных от различных способов лечения, принятых во всех холерных больницах, и во все эти больницы, не исключая и Лондонской гомеопатической, были назначены медицинские инспекторы. В свое время эта комиссия предъявила свой отчет, но оказалось, что в этом отчете сведения о Лондонской гомеопатической больнице были совершенно опущены, несмотря на то, что они были доставлены комиссии ее же инспектором доктором Маклоглином. Об этом упущении был поднят вопрос в нижней палате, следствием чего явилось приказание опубликовать сведения, полученные из гомеопатической больницы. Сведения эти показали, что число больных, пользованных в этой больнице, равнялось 164, из них 10 умерло, т. е. смертность равнялась 16,4%. Из отчета, опубликованного комиссией, было видно, что смертность в других больницах столицы средним числом равнялась 51,8%. Правительственный инспектор Лондонской гомеопатической больницы доктор Маклоглин писал д-ру Камерону, одному из врачей этой больницы:

Вам известно, что я явился в Вашу больницу с предубеждениями против гомеопатической системы, что в моем лице Вы имели в лагере вашем скорее врага, чем друга, поэтому я должен был иметь очень существенную причину вынести в первый же день такое благоприятное впечатление, что посоветовал одному приятелю подписаться в пользу Вашей больницы. Нет надобности также говорить Вам, что я приложил старания к ознакомлению с происхождением, ходом и медицинским лечением холеры, и присваиваю себе известное право распознавать эту болезнь и иметь некоторые сведения о надлежащем ее лечении. Поэтому в предупреждение каких-либо недоразумений я присовокупляю, что все виденные мной в Вашей больнице случаи представляли собой настоящую холеру в разных ее стадиях, и не колеблясь могу заявить, что некоторые из больных, удачно излеченных, умерли бы при всяком другом лечении. В заключение я должен повторить то, что высказал Вам и что говорю всем, а именно: хотя я аллопат по принципу, по образованию и по практике, но если бы Провидению угодно было поразить меня холерой, то я охотнее согласился бы быть в руках гомеопата, чем аллопата.

В Италии доктор Рубини пользовал в R. Albergo del Poveri 225 случаев холеры, и в результате не было ни одной смерти; с таким же успехом лечил он 166 солдат 3-го Швейцарского полка. В свидетельстве командира полка, после поименного списка 183 солдат 3-го Швейцарского полка, которых во время холеры, начавшейся 30 сентября 1885 г., пользовали в военном госпитале и лазарете полка, написано было следующее:

...Из вышепоименованных 183 человек, заболевших холерой, 17 человек отправлены были в военный госпиталь Св. Троицы, и из них оправились только двое. Остальные затем 166 человек были пользуемы в лазарете полка доктором Рубини по гомеопатическому способу, и все они были излечены. В чем свидетельствует подпись командующего полком Эдуардо Вольфа. Неаполь, 16 декабря 1855 года.

Затем в 1854 году холера страшно опустошала Палермо. Между прочим, заболело 1 513 местных солдат, т. е. таких больных, которые поставлены более или менее в одинаковые условия относительно одежды, жилья и пр., а также более или менее сходных между собой физически и по возрасту. Из них по аллопатическому способу лечилось 902 человека, из которых умерло 386, т. е. около 42%, а по гомеопатическому методу 611, и умерло всего 25, т. е. 4%.

В том же году в Раабе (Венгрия) из 1217, которых пользовали аллопаты, умерло 578, а из 154 холерных пациентов д-ра гомеопата Бакоди всего 6 человек.

Вот что говорит о холере 1872 года в Волынской губернии д-р Уляницкий в "Гомеопатическом вестнике" за 1873 год:

Местность, в которой я живу с лишком 15 лет, принадлежит по почве к самым плодородных, а по умеренному климату к самым здоровым закоулкам здешнего края. Даже холерная эпидемия 1866 года отличалась своей умеренностью и несмотря что эпидемия появилась в сырое холодное осеннее время, смертность была весьма незначительная. Но холерная эпидемия, свирепствовавшая у нас в 1872 году, отличавшаяся своей жестокостью и забравшая громадное число жертв, наглядно опровергает ту гипотезу, что здоровый климат, зажиточность и довольство населения способствуют к уменьшению силы болезни.

Местечко О. с прилегающими деревнями имеет с лишком 4 000 душ обоего пола. С 19 июля по 1 сентября заболело холерой 1300 душ, умерло с лишком 500 душ, процент громадный. Появление холерной эпидемии в нашем закоулке было неожиданное: нигде в окружности на 300 верст о ней не было слышно, только в Киеве она в это время свирепствовала. Обыкновенно она распространяется медленно, по направлению больших дорог и течению больших рек, но в настоящее время она, оставляя в покое большие города, густонаселенные, внезапно появилась в нашей местности, отдаленной от Киева почти на 300 верст...

Из различных методов, рекомендованных при лечении холеры, преимущество остается на стороне гомеопатии. Я тщательно следил за результатами этого лечения и наглядно убедился, что из 10 холерных, пользуемых аллопатией, половина умирала, в другой половине две части подвергались последовательным болезням, особенно тифоидальной горячке, тоже по большей части с смертельным исходом. Остальные выздоравливали очень медленно; нужно было по крайней мере четыре недели, чтобы прежние силы восстановились, особенно если употреблялся каломель или опий. У таких субъектов малейшая погрешность в диете вызывала возврат холеры, большей частью смертельный. Даже паллиативные аллопатические средства, и все без нужды употребляемые, как например, капли Боткина, горькие настойки и т. п., были вредны, ибо раздражали желудок и кишки и развивали в организме восприимчивость к холере.

При весьма невыгодных условиях, в которых находились больные, результаты гомеопатического лечения холерных больных далеко были благоприятнейшие: из 10 больных, пользуемых гомеопатически, обыкновенно выздоравливало 8 человек, выздоровление их было скорое, силы быстро восстанавливались и больные скоро возвращались к своим занятиям, последовательные болезни редко развивались.

Что касается лечебных средств, то когда азиатская холера впервые посетила Европу, врачи-гомеопаты, естественно, искали ее simillimum (наиболее подобное болезни средство), чтобы быть наготове ее встретить. Ганеман, который тогда был еще жив, предложил как важнейшее средство камфару. Он описал хорошо знакомые черты первой стадии болезни — упадок сил, охлаждение, тоску — все это до появления рвоты, поноса и судорог. Здесь, говорил Ганеман, камфара должна составлять могущественное средство. Ее нужно давать настойчиво во всех видах: внутрь, вдыханием, трением до поправления больного. Ею не следует пренебрегать, хотя бы до начала лечения наступила уже вторая стадия. Но в таком случае, если не последует улучшения часа через два, бесполезно настаивать и следует обратиться к другим средствам, из которых он указывает на Cuprum (медь) и Vеratrum (чемерицу).

Ганеман имел утешение слышать об огромном успехе всех последовавших его совету и о многочисленных случаях, когда раннее употребление камфары останавливало первые симптомы этого бича.

Естественно спросить, говорит профессор Юз, распространился ли слух о противохолерных свойствах камфары за пределы гомеопатии и было ли сделано какое-нибудь испытание. Мне известен лишь один жалкий пример ее употребления в последнюю эпидемию, когда ее давали нескольким больным в Лондонском госпитале. Врач не удостоил последовать нашему способу дачи, именно на caxapе, но давал разведенную в воде. Таким образом он возбуждал у своих пациентов тошноту и жег им горло, а затем вместо того, чтобы давать ее в другой форме, счел за лучшее вовсе ее оставить¹. Однако теперь Рингер и Вуд (известные английские врачи-аллопаты) оба рекомендуют ее; последний утверждает, что она главным образом входит в состав народных противохолерных средств, продаваемых в Америке.

В эпидемию 1849 г. английские врачи имели случай испытать это средство; д-ра Драйздел в Ливерпуле и Руссель в Эдинбурге превозносят его. Последний, написавший сочинение об этой болезни, говорит:

Наше твердое убеждение, что камфара — вернейшее средство в холере, если она дана с самого начала... К этому можно добавить, что известнейшие авторитеты старой школы, французы Труссо и Пиду, отравляющее действие камфары описывают как коллапс с ознобом.

Что касается меди (Cuprum), то Ганеман ставит ее как специфическое средство "при второй стадии клонического спазматического характера", если не помогла камфара. Он утверждает, что Cuprum следует предпочесть даже чемерице, и рекомендует его также как предохранительное средство.

Д-ра аллопаты Руссель и Драйздел испытали Cuprum в эпидемию 1849 года в Англии. Первый рекомендует его при судорогах, второй и при рвоте. В 1866 году г. д-р Проктор пишет: "Против судорог это было лучшее средство, а также и против рвоты". Перейра пишет: "Продолжительное употребление малых пpиeмoв препаратов меди, говорят, возбуждает различные страдания нервной системы, каковы судороги и паралич". И далее:

Если медные препараты употреблять в самых ничтожных дозах, они иногда облегчают некоторые болезни, преимущественно нервной системы, не производя заметного расстройства отправлений; другими словами, в этих примерах единственное видимое действие есть видоизменение в болезненном состоянии.

Французский врач Бюрк, занимаясь металлотерапией, заметил, что от прикладывания медных пластинок прекращаются нередко истерические судороги. Случайный разговор с медниками на одном меднолитейном заводе в Париже подтвердил его мысль; он узнал, что из рабочих этого завода как в 1832 году, так и в 1849 году, никто не заболел холерой. Обратившись к другим медным заводам, он узнал, что в то время, когда кругом была страшная смертность, там на самых грязных улицах Парижа, где работали медники, болезни почти не было. Благоприятные сведения, полученные на запрос Бюрка от послов Poccии, Англии и других государств, привели его к убеждению, что медь в холере служит прекрасным средством как предохраняющим от заболевания холерой, так и излечивающим ее. И он издал брошюру "Du cuivre contre choléra au point de vue prophylactique et curative". Рекомендуя медь внутрь, он советует во время эпидемии носить на теле медные пластинки. "Как известно, — говорит женщина-врач Вольтке, — путем чувствительных гальванометров можно доказать, что при приложении металлических пластинок к обнаженной коже тела развивается гальванический ток. Стало быть, не невозможно, что и ток, развивающийся от приложения к телу медной пластинки, является условием проникновения в организм частиц меди".

В 1865 году, когда в Тулоне особенно свирепствовала эпидемия, Бюрк при посредстве доктора Lisle произвел снова опыты лечения медью в дозах почти гомеопатических. Из 36 больных, лечившихся у них обыкновенным образом, умерло 28 и только 8 выздоровело, а при лечении медью умерло 7, а выздоровело 25. Несмотря однако ж на то, что Парижское гигиеническое общество присудило Бюрку серебряную медаль за заслуги, оказанные им в эпидемию холеры, Парижская Академия наук, по докладу Бюрка, ограничилась испытаниями в весьма скромных размерах, оказавшихся притом неудачными. Эта неудача, впрочем, могла произойти как от несоразмерных доз, так равно и от того, что свойство болезни на этот раз, быть может, требовало не меди, а какого-нибудь иного из указанных Ганеманом и его сторонниками средств.

Картина отравления чемерицей, как известно, следующая: "Общее охлаждение с упадком сил, доходящим до коллапса, затрудненное кровообращение, обильная водянистая рвота и понос, судороги конечностей и сильная спазматическая колика". Очевидно, Ганеману хорошо были известны эти симптомы чемерицы, и он указал на нее. Она пользовалась в холере большой славой, особенно в Poccии и Америке. Полезное действие в холере чемерицы было известно еще Гиппократу, и в настоящее время обращает на себя внимание старой школы.

Арсеник по первому отчету о холере не был указан Ганеманом, но дальнейшее знакомство с болезнью, говорит проф. Юз, показало, что между ними существуют черты истинного подобия, почему арсеник причислили к трем противохолерным ганемановским средствам, и он "оказался якорем спасения в самых отчаянных случаях". "Отравление мышьяком принимали за холеру не только при жизни, но и после смерти, при вскрытии", причем состояние слизистых оболочек было анатомически тождественно. "В эпидемию 1849 г. аллопаты Руссель в Эдинбурге и Драйздел в Ливерпуле отвели арсенику главное место при лечении этой болезни, когда уже упущено время для остановки ее камфарой".

Гомеопатическое лечение холеры указанными средствами целиком рекомендовано было в последнюю эпидемию холеры (в аллопатической медицинской газете "Deutsche Med. Wochenschr." за 1892 г. № 3) проф. Грейсфальдского университета фармакологом Гуго Шульцом, сообщившим его как "свое" лечение холеры. Камфару Шульц рекомендует в том же спиртовом растворе, как и гомеопаты. Вератрум — тоже в достаточно гомеопатичной дозе, две капли тинктуры на 5 унций воды, через 15-20 мин. по столовой, а для детей по чайной ложке. Мышьяк — уже вполне по-гомеопатически, в 3 гомеопатическом разведении (0,0005 на 200,0, по чайной ложке через 1/4-1/2 часа). О том же сообщено в "Allg. med. Gen. Zeit." 1892, № 75 и "Вестн. общ. гигиены" 1892, XII, 123.

Как же отнеслись ко всему этому врачи? По обыкновению. Общая масса врачей результаты гомеопатического лечения холеры оставила без внимания. Д-р Bufliеr напрасно протестовал против такого отношения в "Figaro" от 8 сен. 1884 г. в статье "Аллопатия и гомеопатия ввиду холерной эпидемии".

Эпидемия, которую мы теперь переживаем, — писал он, — уничтожила много надежд, разорвала много уз, разрушила много состояний, вызвав меры, которые принесли неисчислимый вред торговле и промышленности. Но особенно прискорбно, что весь этот подрыв общественного и частного благосостояния, вся тяготеющая над нами скорбь — не что иное, как результат гадательной, шаткой и невежественной официальной медицины. Аллопатия представила нам печальное зрелище врачей, занимающих руководящее положение, которые оказались обезоруженными, став лицом к лицу с индийским бичом, как будто медицина не существовала или по крайней мере она была в своих приложениях призрачной наукой или утопией. Это настолько верно, что в ту минуту, когда я пишу эти строки, профессора Бруардель и Леребуле просят Медицинскую академию как милость сделать шаг вперед в изучении холеры. У них только одно: запятообразный микроб. Его преследовали во всех закоулках организма. Академия как трибунал судила его и признала невиновным. Если бы ему позволили взять адвоката, изощренного в тонкостях красноречия, Академия даровала бы ему права гражданства и свободного обращения на улицах Парижа. И это все. Официальная медицина продолжала топтаться на месте... Но чего же, спрашивается, недостает старой школе для разумного направления лекарственных агентов? Твердого основания для действий, верного принципа вместо ложного, замены трех слов бессильного, пришедшего в упадок правила — "противоположное лечится противоположным" (contraria contrariis curantur) — тремя словами, которые служат светочем будущего, — "подобное лечится подобным" (similia similibus curantur). Идя этим путем, Ганеман поразил холеру камфарой, арсеником, чемерицей, медью, показав наполовину века раньше Бюрка, что медники совершенно неприкосновенны для этого бича и что препараты из этого металла составляют могущественное средство предохранительное и вылечивающее. И только потому что эти полезные препараты выходят из гомеопатических аптек, систематически отталкивают благодеяния, которые они могут принести.

Без основного правила и вследствие этого без путеводителя, врачи во время эпидемии давали слабительные, не будучи в состоянии остановить вызванное ими раздражительное выделение кишок употреблением laudanum (опия) и успокаивающего эликсира во всех дозах, вызывали рвоту, и таким образом легкие заболевания, незначительное засорение кишок, превращали в холеру, повергая в ужас семейства, пользовавшиеся до того времени полным счастьем. В Сетте, где существует городское медицинское учреждение для неимущих, при помощи гомеопатических лекарств, этих прекрасных полезных средств, как их характеризует, профессор факультета в Монпелье Фонсагрив, употребленных в высоких делениях по закону подобия, мы вырвали, слышите ли, всех без исключения бедных, находившихся на нашем попечении. Вот здесь-то и будут достоверные цифры, потому что они могут быть проверены мэрией; более убедительные, чем те, которые доставляют госпитали, потому что мы пользовали бедных на дому, в местах низких и сырых, без воздуха, в местах скопления заразы, миазмов, в местах сто раз более нездоровых, чем залы госпиталя. Поэтому мы не боимся предложить себя для производства опыта лечения холеры по способу Ганемана в госпиталях Парижа (если холера, — чего не дай Бог — начнет там свирепствовать) на глазах самих профессоров факультета и их учеников, убежденные, что успех последует за нами и вызовет полную сравнительную статистику.

Если любовь к человечеству действительно наполняет сердца наших правителей, если ваша неудача не оставит и тени сомнения для наших противников, пусть они примут испытание, которое мы предлагаем, и на этом покончат с нами. Но я ставлю тысячу против одного, что угадаю, когда скажу: они притворятся глухими — не больше, не меньше, а завоевательница-холера, заступив место прусских полчищ, окончательно наполнит кладбища нашей бедной Франции, и без того уж слишком тесные.

Мы остановились так долго на холере потому, что она сыграла главнейшую роль в деле признания правоспособности гомеопатического способа лечения публикой и правительствами всех государств, даровавшими после того гомеопатии также и юридические права существования наравне со способом лечения господствующей медицинской школы, несмотря на всяческие противодействия рутинной, чиновничьей и узкоэгоистичной массы ее профессионалистов врачей-аллопатов... А насколько эта профессия подобного рода свои интересы ставила выше интересов истины и стремлений правительства к выяснению ее, это видно хотя бы из таких фактов. Чтобы решить вопрос о преимуществе общепринятого аллопатического способа или нового гомеопатического лечения болезней, по распоряжению министра внутренних дел графа Перовского в Петербурге открыта была больница для чернорабочих женского пола с двумя параллельными отделениями, аллопатическим и гомеопатическим, каждое на 50 кроватей. Прием больных в то и другое отделение был безвыборный, очередной, четными и нечетными номерами по мере вступления. Оба отделения с 1847 по 1855 находились под контролем правительства. В результате оказалось, что общая смертность при гомеопатическом лечении самых разнообразных болезней была на 2% меньше, больные выздоравливали настолько скорее, что была возможность гомеопатическому отделению принять больных на 3118 человек больше, а расход на лекарства в гомеопатическом отделении оказался в шесть раз менее, чем в аллопатическом; при этом больные, благодаря быстрейшему выздоровлению, выиграли 16 225 рабочих дней. Тем не менее, однако, несмотря на такие явно преимущественные результаты официального государственного испытания, гомеопатическое отделение было тотчас закрыто, как только умер граф Перовский.

В Крымскую кампанию по распоряжению императора Николая I и при содействии лейб-медика Мандта отправлены были в Севастополь гомеопатические в кожаных сумках аптечки под названием атомистических, ввиду неприязни врачей к имени гомеопатии. Аптечки выданы были врачам на руки, но как только весть о кончине государя дошла до Севастополя, аптечки, по свидетельству нашего хирурга Н. И. Пирогова, не отвергавшего гомеопатических средств, были отобраны и преданы сожжению.

Также безуспешны и по той же причине были попытки Государя-освободителя ввести при участии известнейшего в Европе врача-гомеопата Грауфогля преподавание гoмeoпaтии в Гельсингфорском университете в Финляндии.

Все это, разумеется, лишь незначительные отзвуки того общего отрицания и противодействия, которые гомеопатия встретила со стороны врачей господствующей школы. Тем не менее дело развития и признания гомеопатии обществом шло своим неизменным и неуклонным ходом вперед. В России начали создаваться общества последователей новой системы лечения, в Петербурге устраивается прекрасная гомеопатическая больница, для постройки которой по соизволению государя императора Александра III уступлено было казной большое место по Лицейской улице и передано свыше 50 тысяч капитала, собранного инженерами путей сообщения для постройки больницы имени императора Александра II. Поэтому гомеопатическая больница и устроена в память этого государя и с кроватями в ней имени государя, государыни-императрицы и государя-наследника. Врачам-гомеопатам этой больницы предоставлены права государственной службы.

В Европе гомеопатические больницы существуют во многих городах — в Лондоне, Париже и других. Во многих городах имеются уже кафедры гомеопатии и ведется систематическое преподавание гомеопатии студентам и врачам при гомеопатических больницах и госпиталях.

В Соединенных Штатах Америки, где свобода научного преподавания в университетах, в противоположность Европе, мало связана опекой верховенствующей медицинской бюрократии, гомеопатия получила очень широкое распространение. В Штатах существует более 160 обществ последователей гомеопатии, расходующих громадные суммы на больницы и гомеопатические университеты, 221 госпиталь с 6000 кроватей, 21 гомеопатических медицинских факультетов, 30 гомеопатических медицинских периодических изданий. Университетские коллегии и институты гомеопатов вполне приспособлены для самой основательной научной и практической подготовки поступающих туда студентов-медиков. Прекрасные результаты гомеопатического лечения в больницах, в особенности громадного Нью-Йоркского гомеопатического госпиталя для душевнобольных, вмещающего свыше 800 кроватей, приобрели такую известность, что и другие штаты государства ходатайствуют об открытии у них подобных же больниц, а правительство, оценивая пользу этого заведения, почти ежегодно ассигнует новые суммы на расширение его деятельности. Насколько гомеопатия уже популярна в Америке и насколько она приобрела там права гражданства, об этом может хорошо говорить факт создания и постановки в прошлом 1900 г. памятника Ганеману в столице государства Вашингтоне на средства, собранные пожертвованиями (около ста тысяч) в государстве. При этом постановлением сената С.-Штатов для постановки памятника Ганеману отведено одно из лучших мест столицы и ассигновано из государственного казначейства в фонд на постройку памятника четыре тысячи долларов. Деньги эти ассигнованы государством не просто как пособие, но как справедливая дань признательности и уважения великого государства мировому гению. Открытие памятника было приурочено к 56-му Съезду американских врачей-гомеопатов и состоялось 21 июня 1900 года в присутствии президента С.-Штатов Мак-Кинлея, окружного и местного представительства, администрации и многочисленной публики. Торжество было открыто речами членов строительного комитета, официально представивших сооружение Институту американских гомеопатов, после чего председатель последнего, сделавши очерк жизни и трудов Ганемана, предоставил памятник национальному покровительству и передал его государственной столице в лице присутствовавших правительственных депутатов. Из них государственный прокурор отвечал на это предложение горячей речью, вызвавшей энтузиазм слушателей.

Бывают торжества, — сказал он между прочим, — и в сфере мирной, трудовой жизни, которые заслуживают одинаковой славы с победами на полях брани. Здесь в этом же парке высится статуя великого воина, солдата трех больших походов, представителя воинской доблести нашей страны. По другую сторону стоит монумент великого гражданина и оратора, истолкователя и защитника конституции... А тут, вполне у места, ваш Институт поместил этот памятник не воину или сенатору, но ученому мужу, великому реформатору-врачу. И лавры славы с одинаковым блеском украшают чело всех этих — воина, гражданина и ученого. Только одно может делать человека достойным славы, это когда он трудился не ради своекорыстных интересов, но в интересах своей страны, человечества и всего мира, и вот эти три человека заслужили такую славу.

Заслуга Ганемана в том, что он ниспроверг ошибочные представления и нашел истину; показал дело не так, как в него веровали, но каким оно есть. Слава его не в том, что он стал родоначальником школы гомеопатов, но в том, что он рассеял туман заблуждения и раскрыл тайну природы, признанную правильной всем светом, безотносительно к школе. Он не придавал значения философическим догматическим положениям или произвольным учениям, где дело касалось неизвестного в науке. Ганеман, подобно Дарвину и всем современным десяти тысячам гомеопатов-испытателей, веровал, что истину нужно искать путем опыта и наблюдения, и в этом веровании он встретился с противодействием и преследованием. Не в одном только Иерусалиме, оказывается, пророки побивались камнями: преследованиям за истину подвергался и этот человек.

Я не буду входить в рассуждения, почему Гомеопатический институт соорудил, а Соединенное правительство дало на то свое согласие; здесь у нас монумент человеку, который никогда не видел Америки. Это свидетельствует только, что дело, совершенное Ганеманом, и слава, им приобретенная, признаются принадлежащими не одной Германии, но всему свету. И я имею честь поздравить членов Американского гомеопатического института, что это превосходное их сооружение нашло себе место в столице нашего государства.

Поколения нашего народа будут останавливаться и смотреть на эту статую. Они увидят фигуру юноши-студента, склонившегося в задумчивости над своей книгой; фигуру ученого, производящего свои опыты; фигуру мудрого наставника, поучающего своих учеников; величественную, благородную, кроткую фигуру великого человека, положение которого здесь сегодня, в виду тех преследований, которыми он подвергался, заставляет нас уверовать, что поговорка "правда вечно на эшафоте, а кривда всегда на троне" более не может иметь места, так как здесь правда возведена на трон перед глазами американского народа, который вечно будет воздавать Ганеману заслуженную им бессмертную славу.

Из других стран памятники Ганеману воздвигнуты также в Кётене, Лейпциге и Париже.

Но, может быть, все это недостаточно еще говорит о значении созданной Ганеманом системы лечения? Тогда обратимся еще к свидетельствам ученых-специалистов современников Ганемана, говоривших и писавших о нем в самый разгар ожесточенного преследования его своекорыстной медицинской рутиной и слепой предубежденностью.

Так, профессор Бишоф в 1819 году писал:

Доктор С. Ганеман своей сорокалетней деятельностью на поприще врачебной науки приобрел себе славное имя.

Профессор Пухельт в 1820 г.:

Все это не должно заставлять нас относиться несправедливо к человеку, которого мы не можем не признать в высшей степени проницательным, последовательным и стойким, который еще прежде, до изобретения своей системы, действовал с честью на поприще медицины, и который, по нашему мнению, в самой этой системе затрагивает такие вопросы, которые, конечно, будут когда-нибудь признаны научной медициной...

Профессор Ведекинд, 1825 г.:

Ганеман известен мне как опытный ученый и гениальный врач. Узнайте, господа, мнения о нашей науке и о нас самих Ганемана, старого, ученого, опытного, разносторонне образованного и знаменитого врача..

Д-р Гросс в 1825 году:

Гомеопатия сделается чрезвычайно высокой составной частью медицины и будет служить сокровищницей возвышенных и оригинальных мыслей...

Д-р Науман в 1825 году:

Немецкие врачи с удовольствием воздали честь Ганеману как испытанному мыслителю...

Д-р Урбан:

За ним на все времена останется неоспоримая заслуга, заключающаяся в том, что он заставил обратить внимание на чистые целебные силы лекарств и тем проложил дорогу к разумной и опытной разработке фармакологии.

Профессор Ризе в 1833 году:

Совершенно ошибочно смотреть на гомеопатию как на явление маловажное. Нужно изучить ее в ее литературе, обнимающей свыше 300 томов за и против, из коих нельзя найти ни одного в университетских библиотеках. Ни одна эфемерная секта не обладала такой литературой.

Теперь эта литература насчитывает тысячи томов. Профессор Эшенмейер в 1834 году:

Сделано так много, что мы можем только с удивлением смотреть на этот исполинский ум, возымевший мысль преобразовать медицину и показавший примером, как это сделать... Гомеопатия вся основана на опыте, и отрицать это — значит, выказывать невежество, предубеждение, лень или страх перед новой системой. Гомеопатия была основана человеком, имеющим право вести врачей по новому пути.

Профессор Маршаль де Кальви, один из выдающихся во Франции, пишет:

В фармакологии нашей официальной школы нельзя отыскать ничего удовлетворительного по предмету специфических средств и их положительных действий. Всеми нашими познаниями в этом отношении мы обязаны трудам гомеопатов. У так называемых легитимных врачей, начиная с Гиппократа и до наших дней, мы ровно ничего не находим.

Знаменитый в свое время Бруссе, в 1833 г.:

Человечество должно быть признательным Ганеману за победы, которые его система одержит над теми, кои чужды здравого смысла...

Флетчер, известный проф. Эдинбургского университета, в своих записках "Elements of General Pathology" 1835 года:

Книга Ганемана ("Органон") оригинальна и интересна, и выказывает на каждой странице более размышления, чем проявляют ее критики в продолжение всей своей пятидесятилетней жизни...

Д-р Джон Форбc в аллоп. жур. "Medical Review" за 1846 г.:

Всякий, кто потрудится рассмотреть гомеопатическое учение как оно изложено в творениях Ганемана и многих из его последователей, должен сознаться, что система эта не только гениальна, но опирается на весьма значительное количество фактов и опытов, собранных в полный свод учения с замечательным искусством и, по-видимому, вполне добросовестно...

Копп, один из самых известных германских врачей, в 1832 г. писал:

Кто с самого первого появления Ганемана и до настоящего времени беспристрастно следил за его деятельностью как писателя, наставника, основателя и учителя своей собственной школы, тот не может не признавать гениальный дух исследования, умозрительную своеобразность и мощную силу ума этого человека. Его заслуги относительно более подробного изучения специфических сил лекарств и степени восприимчивости человеческого организма к этим последним никогда не будут забыты...

Известный фармаколог Перейра:

Гомеопаты совершенно справедливо утверждают, что изучение действия лекарств на здоровых есть единственный путь для определения их чистых патологических действий...

Знаменитый хирург проф. Листон в медиц. журнале "Lancet", описав подробно излечение им нескольких случаев рожи с помощью гомеопатических средств, говорит:

Конечно, мы не в состоянии сказать положительно, каким образом совершается такое действие, но оно происходит как бы по волшебству; однако же, если мы излечиваем наших больных, мы не вправе осуждать основания лечения. В данных случаях лекарства были назначены в гораздо меньших дозах, чем обыкновенно это делается; их благотворное действие, как мы сами видели, не подлежит сомнению...

Труссо, первый из французских авторитетов по терапии, пишет:

Когда Ганеман возвестил свой принцип similia similibus curantur, он доказал свое положение фактами, взятыми из практики самых просвещенных врачей. Под руководством гомеопатов образовались в Германии общества для пересмотра лекарствоведения. Все лекарства испытаны на здоровых врачами, которые, правда, не всегда сумели избежать систематических иллюзий, но которые, наделенные значительной долей терпения и внимательной наблюдательностью и всегда производя свои опыты простыми веществами, создали чистое лекарствоведение, откуда добыто очень много ценных сведений о специальных лекарствах и о разнообразных характеристических особенностях их действия, с которыми слишком мало знакомы во Франции. Опыт доказал, что многие болезни излечиваются средствами, по-видимому, действующими таким же образом, как и болезнетворная причина, против которой они назначаются...

Д-р Миллинген, английский военный врач, пишет:

Уже одна надежда избавить общество от язвы пичканья лекарствами должна была бы побудить нас относиться с признательностью к исследованиям гомеопатов. Невзирая на гонение, которому в настоящее время подвергается гомеопатия, всякий здравомыслящий и беспристрастный человек должен убедиться, что изучение и применение ее сулит важный переворот в медицине.

Известный немецкий историк медицины д-р Гиршель:

Если бы старые противники гомеопатии дали себе труд убедиться в успехах, которые она сделала в теории и практике со времени Ганемана, они не пережевывали бы вечно тех упреков, которые делались гомеопатии в начале ее существования; упреки и тогда были основательны в редких случаях, теперь же они убедились бы, что гомеопатическое лечение не эмпиричное, но рациональное в полном смысле этого слова, научно, и, главное, требует не механического лечения симптомов, а полного врачебного исследования и размышления, чтобы найти действительное средство...

ПРИМЕЧАНИЯ

¹ Нам нередко приходилось слышать от наших врачей о безуспешности камфары в холере, но все они также давали ее на водe.

Часть II