Меня так часто спрашивают, почему я горячий поклонник Ганемана, что я решился, по просьбе издателей этого журнала, написать эту статью, надеясь при этом, что мои читатели ни на минуту не допустят мысли, что она написана с какой-либо эгоистической целью, или как реклама.

В раннем детстве я был такого слабого здоровья, что почти постоянно находился в руках докторов и много страдал от них; не было ни одного сколько-нибудь известного врача в восточных графствах Англии, с которым не советовались бы относительно меня. До сих пор еще помню я отвратительные лекарства и тошнотворные порошки и пилюли, покрытые вареньем, чтобы заглушить противный их вкус; воспоминание о черносмородинном варенье и желе до сих пор вызывает во мне отвращение. Хорошо помню я, как не один раз мне ставили мушку на грудь и на спину; помню я то мучение, какое мне приходилось испытывать, пока мушка не была снята, волдырь прорезан и не приложено к нему прохладное очищенное топленое свиное сало.

Со временем, вопреки докторам и лекарствам (а не благодаря им), здоровье мое постепенно поправилось, и меня отослали в школу пансионером. Там меня поручили одному из лучших людей на свете, который, будучи предупрежден о моем слабом здоровье, с величайшей заботливостью наблюдал за мной. Однажды я заболел и был уложен в постель; тогда мой воспитатель дал мне три крупинки из крошечного пузырька, вынутого из маленького черного ящика. Когда, перед сном, и он, и жена его пришли взглянуть на меня, они нашли, что мне лучше, дали еще три крупинки, и к утру я был совсем здоров. Впоследствии, я узнал, что маленький ящик содержал гомеопатические лекарства. С тех пор всякий раз, когда мне нездоровилось, мне давали эти маленькие "сотенные и тысячные", и всегда с хорошим результатом. Простота лечения, причем здоровье восстанавливалось без противных на вкус лекарств, даже и в детстве обратила на себя мое внимание.

С той поры по настоящее время, я ни разу больше не принимал аллопатических лекарств.

Годы проходили. В зрелом возрасте я так восхищался принципом Similia similibus curantur, что с жадностью читал всю гомеопатическую литературу, какая попадалась мне в руки.

Однажды отец мой серьезно заболел, к нему был приглашен наш домашний врач-аллопат, но со дня на день отцу постепенно становилось хуже. Вследствие принимаемых им лекарств у него появилось слезотечение, и зубы так расшатались, что их можно было свободно вынимать из лунок и опять вставлять. Никогда в жизни не забуду я его вида с распухшими деснами и расшатанными зубами. Будучи старшим сыном, я предложил созвать консилиум, что и было сделано. Консультант нашел, что лечение было неправильно. Тогда я посоветовал переменить доктора. Был приглашен врач-гомеопат, и через три недели отец выздоровел. Это побудило меня с еще большим увлечением читать гомеопатические книги, и я даже начал советовать моим друзьям в некоторых случаях принимать гомеопатические лекарства, которые всегда приносили им пользу. Когда я женился, то ни жена моя, ни я, ни дети наши никогда не принимали ничего, кроме гомеопатических средств. К сожалению, от той местности, где я жил, ближайший врач-гомеопат находился в 12 или 13 милях, так что, когда случалась такая болезнь, которую я не мог ни определить, ни лечить, мне приходилось звать на помощь д-ра Роша из Ипсвича. Таким образом, завязалось тесное знакомство, длившееся всю жизнь, с самым истинным христианином, с каким мне когда-либо приходилось встречаться. Два его сына, д-р Уильям и д-р Эбенезер, следовали по пути своего отца и поныне успешно практикуют как врачи-гомеопаты.

Однажды, когда д-р Рош был у нас по случаю болезни моей старшей дочери, я провожал его до железнодорожной станции. Доро́гой я спросил его, что побудило его сделаться гомеопатом. Вот что он рассказал мне: "В то время, когда я был еще студентом-медиком в Дублине, там разразилась эпидемия холеры; я практиковал в больнице, но должен сказать, что, к моему огорчению, ни один из моих холерных больных не выздоровел. Много лет спустя, когда я уже как врач-аллопат практиковал в Ливерпуле, там также началась эпидемия холеры; все врачи были очень заняты, и я также. Однажды меня позвали к одному старику, заболевшему холерой, но я не мог попасть к нему так скоро, как это было желательно для него и для меня. Когда я приехал к нему, другой врач уже сидел у его кровати и давал ему гомеопатические крупинки. Я улыбнулся и сказал ему: 'Вы, конечно, не ожидаете, что эти маленькие крупинки излечат холерный случай? — Да, я надеюсь на это, — ответил он, — у меня еще не было ни единого смертельного случая. — Это больше, чем я могу сказать, — сознался я, — потому что все мои холерные случаи заканчивались смертью!' Я тогда попросил его разрешить мне наблюдать этот случай, на что он очень охотно согласился. Больной выздоровел; выздоровели и другие больные, пользовавшиеся таким же лечением. Это открыло мне глаза, и я убедился, что в гомеопатии что-нибудь да есть. Тогда я принялся читать гомеопатическое лекарствоведение и другие книги по гомеопатии. Я состоял в то время одним из врачей при Ливерпульской больнице и стал, в некоторых случаях, прописывать моим пациентам гомеопатические средства. Лечение мое, по гомеопатическому способу, было так успешно в течение всего года, что я чувствовал, что мне следует открыто заявить об этом комитету и другим больничным врачам. Мое заявление произвело такой переполох, что меня попросили удалиться из больницы, что я и сделал. Я объявил себя гомеопатом, и остаюсь им до сих пор".

К этому времени мы подъехали к станции, где я простился с доктором, горячо пожав руку человеку, который не устыдился своих убеждений, и который, действуя по указанию своей совести, отбросил свое старое оружие для более верного гомеопатического вооружения. Подобное свидетельство человека, честность которого была вне сомнения, больше чем что-либо убедила меня в истинности гомеопатии, проповеданной Ганеманом.

Будучи школьным учителем, я часто имел случай испытывать благотворное действие гомеопатических лекарств в легких недомоганиях среди моих учеников и их друзей, причем мое лечение оказывалось столь успешным, что я чувствовал, что, если человек неискусный и дилетант может принести столько пользы, то насколько больше пользы мог бы принести человек, обладающий всеми познаниями, какие дает одна из лучших школ в мире. Поэтому, после долгих размышлений, я решил покинуть схоластическую профессию и поступил студентом в Университетскую коллегию и больницу в Лондоне, где я имел счастье слушать лекции и учиться у таких блестящих профессоров и знаменитых врачей, как Sir William Jenner, Sir J. Russell Reynolds, Sir Wilson Fox и д-р Sidney Ringer, читавших по медицине, и Sir Eric Erichsen, John Marshall, Sir Henry Thompson и Christopher Heath, читавших по хирургии. Но при таком обилии талантов я все-таки ничего не слышал на лекциях и ничего не видел в палатах больных, что заставило бы меня изменить мой взгляд на гомеопатию.

В 1891 году мой старинный друг д-р Harry Harris был президентом Гомеопатического конгресса в Лондоне. Мы с ним одновременно начали нашу медицинскую карьеру и имели уже 21 год медицинской практики. Я написал ему письмо, которое разрешил внести в его президентскую речь, если он найдет это уместным, прося лишь, чтобы имя мое не было упомянуто. Он сделал это. Вот что я писал в том письме: "Я горжусь тем, что могу заявить, что в течение 21 года моей практики я не потерял ни одного больного, страдавшего тифом, скарлатиной, оспой, корью, ревматической лихорадкой или крупом, и что умерших моих пациентов от дифтерита я могу сосчитать по пальцам одной руки. Я пишу это не из хвастовства, а для славы гомеопатии".

Я горжусь тем, что в продолжение всей моей практики руководился исключительно гомеопатическим законом и получал всегда прекрасные результаты, так что имею причины не стыдиться того, что меня считают верным учеником Самуила Ганемана, основателя гомеопатии.